Кто-то из читателей (не помню, кто, к сожалению) спрашивал, будет ли Белла учить Гарри боевым искусствам. Честно отвечаем: будет Прямо с этой главы.
Еще в этой главе речь пойдет о некоторых проблемах среднего возраста и о Фламеле.
Здесь нужно сделать уточнение. Если верить "ГП и ФК", Никола Фламель живет в Англии, в Девоншире. Нам это по ряду причин представляется совершенно невероятным, так что мы решили оставить Фламеля там, где ему и положено быть, а именно в Париже, в районе площади Сен-Жак.
Еще примечание относительно второстепенных персонажей. Элисон Уизерфилд, которая здесь упоминается, впервые появляется в Casus Bellae, здесь - rakugan.livejournal.com/69729.html
В дальнейших событиях она роли не играет, так что просто для точности.
Предыдущая глава - www.diary.ru/~rakugan/p80440231.htm
Глава 9
- Я взрослая, Питер. Я уже давным-давно выросла.
- Но ты обещала не вырастать!
- Я не смогла.
На следующий день я проспал до полудня, зато Красотка для разнообразия вскочила ни свет ни заря. Когда я с трудом разлепил глаза, то обнаружил, что она с довольным видом сидит на краю кровати.
Как выяснилось, Белла пришла поделиться новостями: с утра она устроила для Гарри первую в жизни тренировку по боевым заклятьям. «А то Wingardium Leviosa против тролля - это, конечно, здорово, но еще раз такой трюк может не пройти.». По ее словам, Гарри проникся величием момента. Наконец-то его посчитали достаточно взрослым, чтобы допустить в святая святых, то бишь в зал для спаррингов.
- Я сказала, что начнем с экспеллиармуса, - возбужденно рассказывала Белла, вынимая из волос шпильки. - А Гарри расстроился: «Я, - говорит, - думал, что мы будем учиться настоящей боевой магии». «Это она и есть, - отвечаю. - Что бы ни случилось, экспеллиармус применяется первым делом. Сначала обезоружь противника, а потом разбирайся, кто это был и чего хотел!».
Она собрала шпильки в горсть и принялась ловко швырять их по одной на туалетный столик. Длинная коса, уложенная короной вокруг головы, размоталась и змеей упала на спину.
- Много вы успели? - спросил я, зевая.
- Почти ничего, только движения отрабатывали, - ответила Белла, расплетая косу. - В Хогвартсе-то им руку не ставят - черт знает, чему их там вообще учат! Вот Гарри и норовит все делать поворотом запястья, чтобы быстрее. Я ему показываю: от плеча, от плеча, - а он еще спорит. «Мама, мне так неудобно!». Конечно, говорю, неудобно с непривычки, но потом сам убедишься, что так лучше! А будешь крутить кистью без толку - не сумеешь правильно задать траекторию.
Она призвала с туалетного столика щетку для волос.
- Знаешь, спрашиваю, как нас в свое время гонял Долохов? Мы одни и те же простейшие упражнения повторяли сотни раз! А ведь тоже возмущались: мы не первокурсники какие-нибудь, чтобы долбить азы! Ничего, потом спасибо сказали.
- Скоро вы перейдете к самому заклятию? - прервал я этот пылкий монолог.
- Через пару дней, наверное. Кстати, я же совсем забыла, как оно произносится! Привыкла без слов.
Бросив щетку, Красотка вскочила, схватила палочку и прицелилась в стену.
- EX-pelliarmus! Ex-PE-lliarmus!
С кончика палочки срывались алые искры и тут же гасли.
- Да что такое?! Попробую невербальное.
Мелькнул алый луч, и с грохотом отлетел кусок стены. Обои повисли клоками, а нарисованные на них птицы в ужасе разлетелись от образовавшейся дыры.
- А вот так все получается, - обиженно заявила Белла. - Руди, где в этом слове подъем тона?!
- Чтоб я помнил. На предпоследнем слоге, кажется.
- Expelli-AR-mus!
На обоях рядом с дырой появилась царапина, но тем дело и кончилось.
- Позорище! - Белла с досады топнула ногой. - Надо найти учебник по элементарным чарам, а то хороша я буду.
Я хотел сказать, чтобы сначала навела порядок, но Белла уже выбежала из спальни. Пришлось самому вылезать из постели и брать палочку, чтобы вернуть обоям прежний вид.
В столовой наши сонные гости уже собрались на поздний завтрак, а может, ранний обед. Потом семейство Эйвери отбыло через камин, а я засел за почту Джека Робинсона. Моему альтер эго поклонники прислали целый мешок рождественских открыток, а оппоненты - мешок злобных писем. На открытки Джек отвечал быстро и механически, а вот с письмами, которые он оставил на сладкое, было хуже. Облизываясь и жмурясь от удовольствия, он диктовал издевательские реплики, записывать которые приходилось мне, так что я проработал, как каторжный, до самого вечера. Отвлекся только однажды, чтобы глянуть, как дела у Красотки.
Беллу я нашел в зале для спаррингов. Расхаживая по нему с учебником в левой руке и палочкой в правой, она бормотала себе под нос: «Expelli-AR-mus. Expelli-AR-mus.». Ямы на стенах и усыпанный штукатуркой пол свидетельствовали, что дело продвигается. Заметив меня, Красотка разозлилась:
- Зачем явился? Чего ты здесь не видел?!
Я быстро ушел. Через несколько часов, покончив с корреспонденцией, прокрался наверх еще раз - посмотреть на вечернюю тренировку Гарри. Чтобы не навлечь на себя гнев Беллы, приоткрыл дверь всего на дюйм и заглянул в щелку.
В зале теперь появилось большое наколдованное зеркало. Гарри старательно размахивал палочкой, глядя на свое отражение. Белла стояла у него за спиной, положив ладонь ему на лопатки, и командовала:
- Еще раз. Спину держи! Не горбись! Так. Хорошо-о. Чувствуешь, насколько проще это делать, когда выпрямляешься? Следи за тем, какие мышцы работают. Ну, давай еще двадцаточку, и хватит на сегодня.
Когда Гарри через полчаса спустился к ужину и без сил рухнул на стул, я поинтересовался:
- Ну, как?
- Уф-ф! - ответил он, встряхивая головой. - Пап, а тебя мама тоже так гоняет?
- Намного хуже, - честно ответил я.
Белла, проходя мимо, поцеловала Гарри в макушку.
- Ты у меня такой молодец! Вот если завтра так же хорошо поработаешь.
Гарри закатил глаза и сделал вид, что падает в обморок. Красотка уселась на свое место и завела очередную лекцию о пользе тренировок. Но тут раздался стук в окно, и она отвлеклась.
***
На подоконнике пристроилась маленькая серая сова. К ее лапе был привязан большой конверт, запечатанный сургучом. Судя по обратному адресу, это была посылка от Райкрофта. Я совсем запамятовал, что писал ему, так что страшно удивился.
Из конверта на стол вывалилась целая куча бумаг. Там была записка от «приятеля Джонни» с извинениями, что не сразу сумел устроить встречу с Фламелем, о которой я просил, - Рождество ведь, никого нет на месте. Также прилагалось рекомендательное письмо от председателя Французского алхимического общества и три билета на портключ до Парижа на 27 декабря.
Ничего себе оперативность!
Гарри обрадовался, узнав, что мы отправимся в Париж, но Белла возмутилась:
- Что еще за Фламель? А тренировки?
- Если пропустить один день, - заметил я, - ничего страшного не.
- А ты забыл, что моя мать ждет нас в гости?!
- Э-э... Совсем вылетело из головы. Но, думаю, мадам Блэк вряд ли очень расстроится, если мы...
- Ты специально это подстроил, чтобы увильнуть! Она обидится!
- Послушай, - сказал я, понизив голос, - ты же прекрасно знаешь, что это формальность и Друэлла вовсе не горит желанием нас с тобой видеть.
- Я знала, что ты скажешь о маме какую-нибудь гадость! Никто ни в какой Париж не поедет!.. Гарри, что значит - «почему»? Потому, что я так сказала!..
Остаток ужина прошел в мрачном молчании. Из-за этого я опять выпил больше, чем следовало. Белла была оскорблена, и, в общем, справедливо - я не предупредил ее, что затеял историю с Фламелем. Но кто же знал, что получится.
В таком же мрачном молчании мы легли спать. То ли угрызения совести сработали, то ли алкоголь так странно подействовал - я в кои-то веки почувствовал, что сегодня что-то могу. Но когда попробовал поцеловать Беллу, она меня оттолкнула:
- Отстань! И учти, я тебя ненавижу!
- Неужели? - отозвался я.
- Даже не надейся, - предупредила Красотка, - что чего-нибудь добьешься.
- Ш-ш.
Я слегка прижал ее к кровати - и тут же понял, что зря так поступил. Белла замерла, ее тело напряглось, как струна. Я медленно убрал руки, держа их все время на виду, и отодвинулся. Ни в коем случае не делать резких движений, не провоцировать.
Ошибка с моей стороны была серьезная. Знал же, что Белла теряет рассудок при малейшем намеке на агрессию в постели! Еще бы, с таким прошлым, как у нее. Правда, хвала всем богам, Красотку ни разу не насиловали. На допросах в аврорате выручила Элисон Уизерфилд, «Звоночек», одна из наших агентов, служившая в Департаменте правопорядка. Рискуя тем, что такое служебное рвение покажется подозрительным, она добилась права присутствовать на допросах Беллы. Мерлин знает, почему она это сделала, - если верить моим воспоминаниям, у нас с Элисон было что-то вроде платонического романа, так что у нее не было причин хорошо относиться к моей жене.
Однако если присутствие Элисон спасало от насилия, то от пыток оно защитить не могло, и об этом следовало все время помнить.
А всякие пособия на тему «Как разнообразить вашу сексуальную жизнь» еще советуют играть в связывание или надевать наручники! Дескать, многих женщин это возбуждает. Хотя по молодости мы с Красоткой тоже таким баловались. Вот идиоты-то были.
Белла потянулась за палочкой, лежавшей на столике у кровати. Я зажмурился. Сейчас мне достанется по первое число. Ну, сам виноват - пил бы меньше, не делал бы глупостей.
Почувствовалось легкое движение воздуха. Я приоткрыл глаза. По контуру двери бежали голубоватые искорки. Заглушающее заклятие. Белла отложила палочку.
- А то Гарри услышит, - сдавленным голосом сказала она.
- Иди сюда, - ответил я, чувствуя огромное облегчение и одновременно страх: а вдруг теперь, как назло, случится осечка?
Белла медленно опустила голову на подушку. Она все еще тяжело дышала, но, кажется, уже немного успокоилась.
Теперь бы еще правильно угадать, в каком она настроении и чего сейчас хочет.
Я оперся на локоть и осторожно тронул губами мочку ее уха.
- Ты хорошая девочка? - спросил я шепотом.
Она слегка кивнула.
- А хочешь, я научу тебя плохому?
Еще кивок.
Ну, хвала Мерлину, вроде все идет на лад.
Я свинья, конечно. Уделял бы ей внимание чаще, чем раз в полгода, - и все было бы нормально, и с головой у нее, может, было бы получше.
Но если сейчас об этом думать, точно ничего не выйдет.
Я зажег свечу на прикроватном столике и взялся за одеяло, но Белла крепко вцепилась в него.
- Надо, моя девочка, - убедительно сказал я. - Надо.
Она отпустила одеяло и позволила мне его стянуть. Сквозь длинную ночную рубашку были видны очертания тела.
- Подними рубашку, - сказал я, усаживаясь рядом. - Ты же послушная девочка? Вот молодец, вот умница. Выше. Еще выше. Хорошая, старательная девочка. Раздвинь коленки. Еще немного.
Мне всегда было интересно: как Красотка умудряется так натурально краснеть? Ей нравилась эта игра, а может, она и не играла особо - за двадцать лет нашей совместной жизни Белла умудрилась остаться стеснительной, как школьница. Но хотя бы сейчас она уже не отворачивалась и не требовала, чтобы я занимался с ней любовью исключительно в темноте.
Я придвинулся и стал гладить Красотку, шепча всякую ласковую чушь. Как говорил наш учитель английского в подготовительной школе, образованного человека легко отличить по правильной речи и богатому словарному запасу. С последним у меня, надо полагать, все было в порядке, потому что Белла прижималась ко мне все сильнее. Ей стало жарко, на коже проступили капельки пота.
Теперь главное не затягивать, а то я сейчас доболтаюсь, и весь пар уйдет в свисток. Я осторожно вошел в нее. Внутри Красотка была мокрая, хоть на салазках катайся, и горячая, как огонь. Но замолчать мне не позволила - стоило закрыть рот и сосредоточиться на процессе, как она начинала жалобно поскуливать. Невозможно же двигаться и говорить одновременно, только женщины на такое способны, а тут ведь еще и думать надо, ляпнешь что-нибудь лишнее - и все испортишь.
Теперь поразмашистее и посильнее; Красотка уже близко, совсем близко, если ее не довести до кульминации, она насмерть обидится; а с члена уже будто сняли кожу, и ощущения такие острые, словно меня при каждом движении насквозь прокалывают иглой; я сейчас, наверное, вывернусь через него наизнанку, что твоя морская звезда; хотя на самом деле морские звезды, кажется, выворачиваются через что-то другое, лучше мне об этом не знать.
Да долго еще?! Я же не смогу так бесконечно, ты кончишь когда-нибудь, или нет, Bellissima, имей совесть! И Красотка, словно услышав мои мысли, выгнулась, впилась ногтями мне в спину и закричала так, что я чуть не оглох. Мерлин великий, какой идиот рассказал женщинам, что они тоже должны получать удовольствие, да еще вопить при этом, как под круцио?
А мне бы еще немножко, ведь должно же получиться, ну, хоть как-нибудь.
Но «догнаться» не получалось, как ни дергайся; волна спала, так и не ударившись о берег; идиотское чувство, какое бывает, когда летел куда-то, но забыл вовремя свернуть и теперь без толку нарезаешь круги над незнакомой местностью. Я лихорадочно пытался двигаться, но это уже было в пользу бедных, как говорил когда-то Долохов, глядя на наши попытки пробить магический щит. Щит-то я сейчас умею пробивать, а вот все прочее, увы, не удается, хотя когда-то было наоборот. Ладно, пора заканчивать с этим убожеством, всегда главное вовремя уйти, не дожидаясь, пока тебя выставят.
Я сполз с Беллы и лег рядом, чтобы отдышаться.
- Тебе помочь? - спросила она.
- Не надо.
Наверное, это прозвучало слишком раздраженно, потому что Белла не выдержала:
- Скажи честно, все из-за меня, да? Я старею и больше тебя не привлекаю?
Хотел бы я сам это знать. Но какой толк винить во всем женщину? Плохому танцору вечно что-нибудь мешает.
- Неправда. Ты молода и прекрасна, а все дело во мне. Это я старею.
Я перевернулся на спину и подтащил к себе одеяло.
- Дай-ка лучше сигарету.
Белла зажгла две сигареты - себе и мне, - потом пристроила палочку на край столика, чтобы та втягивала дым. От этого получались маленькие смерчи, и мы какое-то время развлекались тем, что дули на них и смотрели, как они изгибаются, но все равно упорно тянутся к палочке, чтобы там исчезнуть.
- Вы с Гарри езжайте в Париж, - сказала Белла, - а я к матери.
- Зачем? Давай с нами.
- Нет. Тогда она совсем разозлится.
- Ладно. Что тебе привезти из Парижа?
- Вечную молодость, - сердито ответила она.
- А серьезно?
- Да глупости. Не надо мне ничего.
***
Утром назначенного дня в магопорту Лондона царила обычная неразбериха. Портключ отправлением в 11:18 задерживался по техническим причинам, и пассажиры слонялись по залу, рассматривая витрины с сувенирами. Пожилой волшебник с обвисшими щеками честил на все корки транспортное управление Министерства, а группка молодых французов посматривала на него с веселым изумлением.
Наконец без четверти двенадцать явился угрюмый работник магопорта и принес портключ, похожий на помятый гончарный круг. Пассажиры столпились вокруг него. Служащий сверял их фамилии со списком и собирал билеты.
- Кто здесь путешествует с ребенком? - спросил он. - Возьмите его на руки.
- И как же вы предлагаете мне это сделать? - поинтересовался я.
Он обернулся и взглянул на Гарри.
- Сколько тебе лет, мальчик?
- Одиннадцать, - возмущенно ответил Гарри.
- А у меня написано «год», - служащий вынул из-за уха перо и дописал на пергаменте единичку. - Вечно перепутают... Все готовы к отправке?
Я на всякий случай взял Гарри за руку.
Волшебник пробубнил: "Отправляю", вынул палочку и коснулся ею портключа.
Я почувствовал знакомое дергающее чувство в животе и крепко сжал пальцы Гарри. Нас несло куда-то в разноцветном вихре, вращало, подбрасывало. Через минуту вращение прекратилось, и по инерции мы оба чуть не полетели на пол.
Вокруг было шумно и светло. Под потолком гремел магически усиленный голос, говоривший по-французски:
- Портключ номер 437 из Лондона прибыл.
Таможенный контроль мы прошли быстро, а вот в очереди на обмен валюты пришлось отстоять полчаса. Наконец мы вышли наружу. Небо над Парижем было низкое, серое с голубизной, так что отдаленные здания расплывались в дымке. Казалось, вот-вот пойдет снег. Во внутреннем дворике магопорта, откуда можно было аппарировать, воробьи клевали брошенную булочку, не обращая внимания на почти беспрерывные хлопки, которые сопровождали появление и исчезновение волшебников. А над двориком нависали стальные переплетения Эйфелевой башни - магопорт специально построили совсем рядом с ней, чтобы колдуны могли, не привлекая внимания, смешаться с толпой туристов.
Закинув голову, Гарри рассматривал башню. В короткой магловской куртке и вязаной шапке он казался совсем маленьким и очень хрупким.
- Зачем маглам такая громадина?
- Для красоты.
- Вот это - для красоты? - изумился он.
На схеме, которую прислал Райкрофт, было указано ближайшее к дому Фламеля безопасное место для аппарации - небольшой сквер рядом с башней Сен-Жак-ла-Бушри. В сквере было почти пусто. Пара маглов, прогуливавшихся вдалеке с собаками, нас не заметила. Здесь было заметно холоднее, и от невидимой за домами реки тянуло промозглой сыростью. Голые ветви деревьев казались разбухшими, а сама башня Сен-Жак, четырехгранная, грязно-серая, выглядела угрожающей.
Мы немного посидели на скамейке - после аппарации у Гарри кружилась голова. Потом, сверившись с картой, я направился к выходу из сквера. Несколько поворотов - и мы оказались у искомой двери, невысокой и словно утопленной в мостовую. Гарри засмущался и отошел в сторону. Я постучал старомодным дверным молотком в форме львиной головы. По другой стороне улицы прошла магла с детской коляской. На нас она не посмотрела, да и самого дома явно не видела.
Дверь открылась минуты через три. Изнутри пахнуло теплым жильем, старым деревом и особой затхлостью, какая бывает в комнатах стариков. В широком, слабо освещенном коридоре появилась дряхлая эльфиня, завернутая в льняное полотенце с вышивкой. Она взяла у нас верхнюю одежду.
Стены прихожей были обшиты темным деревом, и весь дом казался таким древним, что Гарри в своих магловских джинсах и я в свитере смотрелись, наверное, почти неприлично.
Доложив о нашем приходе, эльфиня провела нас в гостиную - длинную, жарко протопленную комнату с низким потолком. У камина в большом кресле сидел старик. Голова его ушла в плечи, так что он напоминал нахохлившегося больного воробья, но крохотные черные глаза, смотревшие чуть искоса, были не по возрасту яркими и выразительными. На старике была теплая мантия с меховой подстежкой и войлочная шапка, прикрывавшая уши.
Я принялся говорить что-то ужасно длинное и вежливое о рекомендательных письмах и прочем, но Фламель махнул рукой - сморщенные пальцы напоминали птичью лапку.
- Не нужно, не нужно. Я только рад - мы тут соскучились по гостям. Но вот Перенелла к вам не выйдет, она устала, прилегла...
Он говорил на архаичном французском, так что мне поначалу было нелегко его понимать. Гарри, повинуясь приглашению хозяина, сел в другое кресло, в котором тут же утонул. Его ноги не доставали до пола, и у Гарри, видно, было большое искушение поболтать ими в воздухе, но он дисциплинированно держал спину прямо и молчал, ожидая, пока хозяин дома первым к нему обратится.
Фламель тем временем зажег свечи - я заметил, что он делает это от живого огня, а не от палочки. Ну да, он же сквиб... Поразительно, что единственный в мире человек, сумевший изготовить философский камень, - даже не волшебник. Он ни дня не проучился в Бобатоне и, судя по рассказам, с магами старался общаться как можно меньше, разве что время от времени принимал в ученики талантливую молодежь. Одним из таких учеников когда-то был Дамблдор.
В остальном я почти ничего не знал о Фламеле, так что подарок выбрал самый нейтральный: первоиздание записок Роджера Бэкона из букинистического отдела "Флориш и Блоттс". Но Фламелю книга неожиданно понравилась.
Еще минут десять мы обменивались ритуальными вопросами и ответами: "Вы в Париже навещаете родственников? А ваши предки из каких Лестранжей - с Луары? Ах, из Бретани?"... Все это время Фламель рассматривал Гарри. Наконец эльфиня принесла поднос с печеньем и серебряные кубки с подогретым вином.
- А что тебе, мальчик? - пошамкал губами Фламель. - Чаю? Молока? Горячего шоколада?
- Шоколада, - ответил Гарри.
- Ты уже учишься в Огвартсе? - расспрашивал его Фламель, а я переводил. - Кажется, Альбус мне про тебя рассказывал. Тебя ведь зовут Том, верно?
- Нет, - Гарри улыбнулся. - Не Том, и даже не Дик, а просто Гарри*.
Я запнулся, не зная, как адекватно перевести эту игру слов, но Фламель, кажется, не обратил на нее внимания. Он взял печенье с блюда, ощупал, поднес близко к глазам, потом, удовлетворенный исследованием, принялся жевать, роняя крошки на мантию.
- Арри, вот как. И ты, значит, хочешь стать алхимиком?
- Ну-у, - Гарри замялся, потом решительно ответил: - Вообще-то я хотел бы узнать о философском камне.
Фламель засмеялся. Это было похоже на голос иволги: скрип, кашель - и тут же высокие звонкие всхлипы-посвисты.
- Ох, это же совсем не интересно...
Он сложил руки на животе и опять наклонил голову набок. Мне показалось, что он сейчас вскочит на подлокотник кресла, как на жердочку.
- Добыть философский камень нелегко. Многолетние усилия, бессонные ночи, адский труд - а потом одна крохотная ошибка, и изволь начинать все сначала. Порой целой жизни не хватит... Оттого-то это почти никому не удается.
- Почти никому? - спросил Гарри. - Я думал, только вы...
- Нет, нет, были и другие. Но я один остался, так уж вышло.
- Но ведь камень дает бессмертие, разве нет? А все остальные...
Фламель опять засмеялся и поерзал в кресле, придвигаясь ближе к огню.
Полено в камине треснуло и рассыпалось ворохом искр. Бросив туда мимолетный взгляд, я заметил в пламени саламандру - она сидела неподвижно, рассматривая нас агатово-черными глазками. По алой тонкой кожице то там, то сям расползались уродливые выцветшие пятна, будто лишаи. Видно, она тоже была очень старая, как и все в этом доме.
- Бессмертие, - Фламель укутался поплотнее в мантию, - это еще один обман... Эликсира жизни, который получается с помощью камня, никогда не бывает достаточно. Это все равно что слизывать росу с листьев или жевать вишневую смолу - ты жевал когда-нибудь вишневую смолу, мальчик?
- Да, - ответил Гарри, когда я перевел ему вопрос.
- Ну, вот... Ее никогда не бывает много, правда? Тут, там, капельки, подтеки, чуть-чуть. Или взять калачики. Знаешь, такие семена травы, они вкусные, сладкие, дети их любят... Но их тоже мало, совсем мало, ими не наешься.
Фламель умолк, глядя в огонь. Я подумал, что пора вежливо прощаться и уходить - он явно выжил из ума. Немудрено, в таком-то возрасте. Смотреть на это было грустно, и каждая лишняя минута усиливала неловкость.
Гарри мелкими глотками пил шоколад и неотрывно смотрел на Фламеля.
- А, так вот, - сказал тот наконец. - Даже если тебе удастся после долгих усилий получить камень, то эликсира все равно не будет много. Его хватит, чтобы дать бессмертие тебе, ну и еще одному-двум людям. Конечно, двое бессмертных - это уже... уже... Ты как думаешь?
- А нельзя раздать хоть по капельке, но всем? - спросил Гарри.
Я перевел вопрос Фламелю.
- Можно, да только проку? Одна капелька может всего лишь исцелить. Эликсир затягивает все раны, лечит все болезни: и чуму, и холеру, и безумие, и паралич... Но чтобы спастись от смерти, нужно принимать его постоянно. Ты будешь жить сто, двести, триста лет - а твои друзья и родные сойдут в могилу. Хотел бы ты такого бессмертия?
- Нет, - немедленно ответил Гарри. - Зачем оно тогда нужно?
- Ну вот, ну вот, - Фламель опять не то засмеялся, не то закашлялся. - И они, те другие, тоже так решили. Ты все понимаешь правильно, мальчик, ты молодец. Не иди в алхимики, оно того не стоит. Например, Роже, - он любовно погладил узловатыми пальцами переплет книги Бэкона, - добился, чтобы в Огвартсе запретили преподавать алхимию. И был прав, ох, как прав...
- А можно посмотреть на камень?
Я украдкой погрозил Гарри пальцем, чтоб не наглел. Но Фламель лишь ласково улыбнулся.
- Камень не здесь, мальчик, он далеко. Хотя, может быть, ближе, чем ты думаешь. Или чем я думаю... Но пока увидеть его нельзя. Зато я тебе покажу кое-что другое. Атанор покажу, вот что, настоящую алхимическую печь.
По темным узким коридорам, рискуя то и дело споткнуться о невидимый порожек или ухнуть вниз со ступенек, мы перешли в другую часть дома. Лаборатория, куда нас привел Фламель, была, в отличие от остальных комнат, хорошо освещена - рассеянный зимний свет падал через высокие окна. Атанор, сложенный из розоватой глины, сиял изнутри тепло и ласково, как живот беременной женщины. Его крутые бока украшали рельефы. Пока Гарри заглядывал внутрь через окошко, я от нечего делать рассматривал одно из изображений: Солнце, Луну и соединявшие их кольца змеи. Над светилами змея сплеталась со львом, а еще выше распростирал крылья феникс.
- А вот еще интересное, - прошамкал Фламель. - Иди сюда, мальчик, как тебя звать, я опять забыл... Том, Арри... Смотри.
В углу лаборатории у стола с инструментами стояли две чугунных жаровни. В одной горел самый обычный огонь, с тихим треском и шорохом облизывая березовые поленца. Во второй, соседней, тоже металось и дрожало пламя - но оно было темное, почти черное, и горело беззвучно, и воздух над ним пах озоном и снегом.
- Только руки не подноси к этому огню, ни в коем случае, - предупредил Фламель. - Он не горячий, заметь. И чаша холодная, видишь?
Основание жаровни и вправду было покрыто слоем льда.
- Зачем такой странный огонь? - присев на корточки, Гарри рассматривал темное пламя. - Он не греет. Какая от него польза?
- Все несет в себе зерно собственной противоположности, - Фламель, шаркая ногами, подошел к Гарри. - Светлый огонь живит и согревает, но он же сжигает и разрушает. Темный - убивает и леденит, но при этом восстанавливает из останков. Гляди...
Неловко двигая искривленными пальцами, он набрал совочком немного углей из костерка и бросил в черное пламя. Оно вспыхнуло сильнее, хотя все так же бесшумно. Похолодало, и живой огонь заплясал от потока ледяного воздуха. Зато на наших глазах угли в замерзшей жаровне стали приобретать былой вид, превращаясь в березовые поленца.
- Здорово! - Гарри восторженно оглянулся на Фламеля. - Получаются бесконечные дрова, так? А что, если объединить два огня? Тогда они будут гореть вечно.
- Объединить, - Фламель растирал замерзшие руки. - В этом-то и сложность... Пока ни одному мудрецу это не удавалось, но как знать, какие чудеса ты, мальчик, увидишь на своем веку?
Неслышно появившаяся эльфиня что-то шепнула ему на ухо. Он распрямился, болезненно поморщившись.
- Перенелла меня зовет. Простите... Я бы с радостью все вам показал, но надо идти. Однако на прощание, мальчик, я тебе кое-что подарю... На память... Где же оно? А, вот.
Наклонясь низко к лабораторному столу, он наконец нащупал нужную склянку.
- Держи. Здесь немного философского эликсира. Ровно две капельки, для двух человек. Те, что излечивают все на свете болезни: и безумие, и паралич, и все-все-все, кроме старости. Бери, мальчик, бери, не стесняйся. У меня не так часто бывают гости, а по правде сказать, очень редко, так что кому мне и дарить подарки, как не... А теперь беги, - он потрогал щеку Гарри острым сухоньким пальцем и склонил голову набок, прикрыв круглые птичьи глаза. - Беги, играй.
***
Когда мы вышли на улицу, мне в первые минуты все вокруг казалось странным, словно мы перепрыгнули на пятьсот лет вперед. После жарко натопленного дома зимний холод пробирал до костей.
По дороге я размышлял о том, что Фламель не так уж прост. Может, он только притворяется, будто выжил из ума, а сам. Почему он с таким упорством называл Гарри Томом? Что ему наболтал Дамблдор?
Сам Гарри как-то непривычно притих. Он долго рассматривал крохотный флакончик из мутного стекла, внутри которого виднелась рубиновая жидкость. Потом протянул мне:
- Спрячь, пап, а то у меня в карманах столько барахла, еще потеряется.
- Куда пойдем? - спросил я. - Хочешь в музей какой-нибудь? Или в магический зоопарк?
- Да нет. Лучше просто так погуляем.
- Нам еще надо в магический квартал, чтобы купить маме подарок.
- Хорошо, - согласился Гарри. - Только давай найдем общественный камин. Ненавижу аппарировать, бр-р!
Мы пошли по улице, которая вела к набережной. Едва вышли к Сене, начался такой пронизывающий ветер, что пришлось прятать лицо под шарфом. За серой лентой реки смутно виднелся Нотр-Дам. Мы остановились у парапета, я закурил. Гарри залез на парапет и уселся там, болтая ногами.
- Фламель хороший, - сказал он, разглядывая реку, - но все равно это так... Знаешь, я не хочу быть старым.
- Не бойся, - сказал я и погладил его по плечу. - Это еще нескоро.
_
* Из английской идиомы "Tom, Dick and Harry", где обыгрываются самые распространенные имена. В переводе означает "каждый встречный, первый попавшийся".
Продолжение следует.
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий